а с музыкой у меня так же, как и с людьми - сначала я случайно нахожу какую-то песню, которая меня цепляет, схожу по ней с ума долгое время, заслушиваю ее до дыр, а потом просто забываю, встретив что-то новое
из особенной она превращается в обычную, как сотни других песен в моих плэйлистах
Я тогда не чувствовал ног. Мысли мои парили выше облаков, где-то за марсом или, хотя бы, луной, а рассеянность раздражала не только меня самого, ведь таким неуклюжим я еще никогда не был. Сжигая чайники с водой до свиста и пара, путая шампуни с лосьонами для сухой кожи, намазывая джем на ветчину вместо хлеба, я все дальше ускользал от реальности, пытался забыться и спрятаться в собственных шнурках и оторванных днях старого календаря. Это было прекрасное время, осенние листья покидали свои родные ветки, солнце тускнело за грязно-серыми облаками и дождь каждый раз порывался намочить дороги как можно сильнее. Это было время новых людей и кофе по ночам, карандашей в вечно лохматых волосах и чьих-то серо-голубых глазах в воспоминаниях. Не то чтобы я был влюблен, но думать об этом именно так было слаще всего. Обрывать провода и звонки, покупать аспирин и больше витаминов в таблетках, жить и обгонять время стало привычкой, такой приевшейся, что вставать за пять минут до будильника после пятичасовго сна стало проще, чем найти орущий мобильник в куче хлама. Домой возвращаться никогда не хотелось, энергетики текли по венам и нервам, и даже в полной темноте холодной ночи мы умудрялись обходить леса вдоль и поперек, встречая то озверевших маньяков, то пьяных лесничих, то обычных мертвых трупов. Мы искали мухоморы или, по крайней мере, что-то съедобное. Приходилось много врать кому попало, полицейским, медикам, работникам морга - нет, извините, не забирайте его, он просто обкурился, через пару минут отпустит - приходилось всегда иметь про запас план Б или Н, придумывать оправдания и причины, не всегда объяснявшие следствия. Каждый сходил с ума по-разному, кто-то пересматривал слишком много документальных фильмов и увядал от одиночества, кто-то не мог смириться с возможной смертью и прыгал с парашютом в мутные воды грязных болот и канав, и в конце концов сходили с ума все, только с разными людьми и промежутками во времени. Тогда молились богу чаще, чем чистили зубы, хоть и не верили ни в него, ни в зубную фею, идолы существовали только в фильмах с рейтингом не ниже самого высшего. Местные коты не доживали до марта. Как и мы не доживали до принятия реальности.
Джонни не знает, что говорят в чрезвычайных ситуациях, разве что «эй, парень, я тут первый стоял» или «мне темное с сухариками». Джонни закончил всего восемь классов и сейчас вряд ли помнит, что земля крутится вокруг своей оси, а цены в магазинах только поднимаются. Джонни выпивает молоко соседей по утрам и мочится в пустые бутылки прямо на порогах, нагло пользуясь своей бессонницей и вечным недержанием. У Джонни на подбородке отчетливо видна трехдневная щетина и глаза похожи на темные впадины, поэтому, когда он переваливается через низкий заборчик детской площадки и отпугивает позднюю шпану пьяным хрюканьем, я только говорю: - Ох, Джонни. - и немного громче, - Какого черта, Джонни? - Я снова видел эту блядь. Он шел с ней под ручку, Билли, понимаешь, блядь с блядью под ручку, и они улыбались. - Джонни, у тебя косметика расплывается. - Ты не понимаешь, Билли. Они ели мороженое и улыбались, я бы даже сказал, смеялись, но я боюсь. Помоги мне встать. Я слезаю с детских качелей, чуть пошатываясь, - тонкое сидение жутко отжимает задницу, если раскачиваться больше получаса. Подхожу ближе и протягиваю Джонни руку, жду минуты две, пока тот слепо нащупывает ее в воздухе в попытке ухватиться, и спрашиваю: - Какое мороженое? - Фисташковое с шоколадной стружкой, три шарика в большой вафле, которая за два тридцать. - Каждому по два тридцать, это сколько же, так дорого? - Билли, ты не понимаешь. Этот блядь был с девушкой, с бабой, с такой же блядиной, только с пиздой вместо хуя и жиром под сосками. - И они ели мороженое. - уточняю я и сажаю Джонни на дряхлую скамейку, одну из тех, что с облупившейся краской и ножными вырезками чьих-то имен на спинке и сидении. Над нами загораются фонари, и становится заметно, насколько успел потемнеть вечер за этот короткий разговор. На секунду я отвлекаюсь и быстро осматриваюсь в поисках горящей вывески нашего привычного бара, просто чтобы убедиться, что он все еще там, и возвращаюсь взглядом к Джонни. - Он даже со мной не ел мороженого. И не улыбался. - Ты отвратительно выглядишь. - Знаю, черт побери, лучше скажи, где здесь туалет, мне нужно зеркало. Зеркало и проблеваться. Джонни вытирает сопли рукавом его любимого аквамаринового пиджака с красными пуговицами и размазывает черные тени по красным щекам. Его тушь собралась комочками на ресницах, вокруг губ помады намного больше, чем на них самих. Я поправляю его нечесаный парик и убираю пару выбившихся локон за уши, на случай, если он все-таки не дойдет до зеркала. Джонни только трясет блондинистой шевелюрой и дергает конечностями, стряхивает свои нелюбимые туфли с острым носом и семи-сантиметровым каблуком. Под клетчатыми бриджами у него волосатые ноги. Я говорю: - Джонни, твои бабские замашки начинают меня волновать. - Полгода назад тебя все устраивало. - резонно замечает он, и мне нечего возразить. - Что мы делаем на детской площадке, Билли? Ты сейчас очень похож на педофила, вдруг нас посадят? - Когда у тебя последний раза была женщина, Джонни? Баба? Шлюха? Резиновая пизда? Что-то, что не имеет поршня с другой стороны. - Если ты начнешь ко мне приставать, и я закричу, как думаешь, по какой статье пойдем? Джонни пьет молоко каждый день и ходит в бассейн по субботам, а сегодня пятница, и меня не должно волновать, что о нем завтра подумают рабочие местного спорт-зала. Джонни гуляет с чужими собаками за деньги и за деньги не приближается к соседским детям, что почти равняет его недельный заработок с моим. - Если в наше время сажают за изнасилование мужчины, носящего стринги и клипсы с голубыми стразами, то, думаю, запишут как эксгибиционизм. - В яблочко! - ржет Джонни, вскакивает со скамейки, бегом делает круг по всей площадке и возвращается к заборчику, с которого недавно падал. - Билли, я, кажется, гандон потерял, помоги найти? Ни черта не вижу. Забыв про бар и зеркало, я иду искать презервативы своего друга-пидараса, на пути осведомляясь, не жмут ли ему стринги. На что Джонни только демонстративно вертит задницей и снова ржет, забыв про свою блядь и фисташковое мороженое, по два тридцать каждое. - Ты гребаный урод, Джонни. - напоминаю ему я. - Когда-нибудь тебя переедет велосипед и на твои похороны я привезу резиновую телку, выебу ее раза четыре и обкончаю крышку твоего гроба. - Хорошо. - соглашается Джонни, неестественно спокойно. - И на лоб мне прикрепи вибратор с присоской, из моей коллекции. - Это еще зачем? - что-то блестящее на свету фонаря маячит у меня перед глазами, я поднимаю квадратную упаковку с земли и протягиваю ее Джонни. Он трет ее об свой пиджак и сует во внутренний карман, теребит лохматый парик и улыбается красным ртом Джокера: - Надо же хоть раз в жизни умереть единорогом. И я с ним соглашаюсь.
пратэгиim empty что-то про меня, про мое имхо, про мои мысли. что-то, что имеет хоть какую-то связь со мной или тем, кто ведет этот дневник. blah обычное бла-бла, те же мысли, слова, цитаты, такой бред. чаще всего - бессмысленный. internet brains all hail to interwebs. буква х изначально это были хокку и хайку, но потом звание тэга разжаловали до просто разнокалиберных стишков. буква с буква секс. секс - и этим все сказано. ай лив ин айрланд языковое-лингвистическое-переводническое. это может быть русский, может английский, даже немецкий, но ай лив ин айрланд, и это главное. памятка памятки это важно, я же очень забывчивый человек. буква мисфитс мисфитс понятно, арара, без этого тэга не обойтись, хотя нейтанянг вполне описывает происходящее. буква ф ф это фикшон, будь то фик, оридж, сайд-стори, пьеса, или вообще войнаимир. тру стори как правило, - это первый тэг, обличенный в формат фикшона, с раскрасивыми описаниями и экзаджерейтед хайперболс. заткнись и умирай это там где затыкаются и умирают. ребо фэндом. дурка и фэндом.